Поначалу Гавриил не заметил, но сейчас понял – тело чудесным образом не испытывает жуткого дискомфорта и боли, хотя был абсолютно уверен в том, что болеть должно, как минимум, очень сильно, ведь приложились по нему не слабо. Гавриил, наученный собственным горьким опытом, знал, как должен был себя чувствовать, и никак не мог уразуметь, почему сейчас все совершенно иначе.
– Ну, теперь, в компании чудесных юных дев, я чувствую себя более чем замечательно. Единственное, – Гавриил старательно изобразил страдальца, разминая шею и съежившись, продолжил: – эта жуткая боль в плечах и области шеи, она сводит меня с ума. Если бы одна, а лучше обе эти красавицы, слегка помассировали их, уверен, мне тут же станет намного легче.
– Они здесь не для этого, – улыбаясь, добавила Лидия. Собираясь, было осмотреть Гавриила, Лидия прервалась, услышав знакомый звук тяжелых шагов. Она обернулась в сторону двери и уже ждала того, кто войдет в нее.
Гавриил надеялся вновь увидеть огромное существо, чтобы лучше разглядеть его, но вопреки всем ожиданиям, в комнату вошел человек, куда более мелких размеров. Девушки, стоявшие подле Гавриила, моментально склонили головы. Худощавый блондин, с прямой осанкой, одетый в темно-серый костюм, напоминал собой некую смесь английского аристократа и представителя русской знати. Что-то в его костюме показалось Гавриилу странным, непривычным – он был лишен малейших складок, будто бы его тщательно отутюжили прямо перед самой встречей. Блондин быстрым и уверенным шагом направился к сидящему в центре комнаты Гавриилу. Очевидно, тяжелый звук шагов не мог принадлежать ему, аристократичный блондин был слишком мал и легок для них и несколько позже, следом за ним, в дверях показался великан, тот самый, что высвободил Гавриила. Он медлительно вошел в комнату, казалось, передвижение ног стоило ему титанических усилий. А блондин был уже рядом, и чем ближе он подходил к Гавриилу, тем осторожнее становились его шаги, шел он совершенно беззвучно. Или, быть может, звук его шагов заглушали шаги великана.
Подойдя к креслу, он очень внимательно рассматривал сидящего в нем, абсолютно растерянного Гавриила, который в ответ, с таким же интересом смотрел на него.
Гавриил невольно сравнил блондина с восковой фигурой: бледная, идеально гладкая почти белая кожа, лишенная мельчайших морщин. Казалось, будто красящие пигменты полностью отсутствовали в его организме. Волосы цвета соломы аккуратно зачесаны на бок, тонкие брови были еле заметны на фоне белой кожи. Выделялись лишь полностью черные и хищные акульи глаза, поблескивающие от интереса и немного выпуклые губы, словно прикусившие маленькую капу. Черные, как пропасть глаза, мертвым взглядом смотрели на Гавриила. Он не мог избавиться от ощущения того, что эти черные-на-черном глаза бегают по нему точно сканер, выискивая и считывая с него какую-то информацию. На несколько секунд они замирали, будто бы анализируя определенные детали, а затем продолжали по нему свой броуновский танец.
– Что-нибудь прояснилось? – не отрывая взгляда от Гавриила, спросил он сильным и властным голосом, явно очень давно привыкшим повелевать.
Лидия отрицательно покачала головой. Видимо, они пытались выудить из него какую-то информацию, пока он был без сознания, но какую именно и для чего, а главное каким образом, Гавриил решительно не понимал.
– Значит нужно войти глубже, – продолжил он, – Я хочу знать все, каждую мелочь, каждую…
– Я бы не хотел, чтобы в меня входили, – перебил Гавриил, – Тем более глубоко.
Блондин быстро отвесил Гавриилу пощечину тыльной стороной ладони, оскалился, и показались его белоснежные, неестественно крупные для человека зубы, особенно выделялись клыки, заостренные и зловеще выпирающие. Увиденное несколько шокировало Гавриила, а чуть позже, он ощутил на своей щеке жгучий кожу след от увесистого перстня на указательном пальце правой руки блондина, с выгравированной буквой "V".
– Лидия, – после небольшой паузы, поправляя перстень, спокойным тоном продолжил блондин, – если ничего не выйдет, прежде чем убить его, я хочу чтобы Клим отрезал ему язык.
Тогда-то Гавриил и заметил как на каменном, напрочь лишенном эмоций лице великана, вдруг проскользнуло подобие улыбки. Видимо, именно так его звали – Клим. Еще раз, с опаской взглянув на огромные руки Клима, Гавриил представил, что этими ручищами великан с легкостью лишит его не только языка, но и прихватит вслед за ним все остальное.
– Отрезать язык? – со свойственной ехидной улыбкой спросил Гавриил, – Думаю, этим двум прекрасным девам он пригодился, если бы остался на месте. Одна из девушек еле заметно улыбнулась уголком рта.
– Виктор, – обращаясь к блондину начала Лидия, – если зайти слишком глубоко, это может оказаться губительным для него. Тогда мы уже вряд ли что-нибудь узнаем.
По пронзающему взгляду Виктора стало совершенно понятно – состояние Гавриила, как моральное, так и физическое его ничуть не заботило.
– В свете последних событий, Лидия, его состояние заботит меня меньше всего, – подтвердил опасения Виктор, – Приступай, пока он не окреп. Важна каждая деталь его никчемной жизни.
Лидия тяжело выдохнула, а затем неспешно обошла Гавриила и встала за его спиной:
– Прости, так нужно, – еле слышно проговорила она.
Своими длинными морщинистыми пальцами Лидия обхватила голову Гавриила, вонзившись своими ногтями в его кожу точно пиявка. Просочилась кровь. Глаза Гавриила закатились, и вся прожитая им жизнь предстала перед Лидией, словно открытая книга. Все тридцать три года жизни Гавриила за секунды пролетали перед ее глазами. Лидия видела множество воспоминаний, давно позабытых Гавриилом; какие-то забылись с трудом, другие просто растворились во времени.
Отец Гавриила, одетый в майку-борцовку, обвисшую в плечах и домашних штанах, замахнувшись рукой, вот-вот ударит маленького мальчика. Лидия наблюдала за всем, как пассажир, находящийся в теле беззащитного, плачущего и до смерти напуганного ребенка. Женщина, в изношенном домашнем халате, с почти пустой бутылкой алкоголя наперевес, ворвалась в комнату, задыхаясь от ярости, извергая всевозможные матерные слова. Она набросилась сначала на отца и с силой вышвырнула его за дверь, оставив на его теле несколько внушительных царапин, а после кинулась на маленького Гавриила. Женщина трясла его, выкрикивая неразборчивые слова, и окончательно рассвирепев, несколько раз стукнула мальчика сжатой в кулак рукой, один раз, в порыве ярости, огрела даже бутылкой – удар пришелся в предплечье.
Глаза Лидии увлажнились, ей было тяжело наблюдать за всем и бездействовать, хотя она отчетливо понимала – увиденное всего лишь воспоминание, она бессильна. Продолжать так она не могла, понимала, что и Гавриил видит, вспоминает и переживает все это еще раз. Она перемотала его память к событиям последней ночи словно кинофильм, не хотела заставлять его проживать эти кошмары еще раз.